x x x
Высокая темная фигура выплыла из мрака и оказалась в качающемся круге света, исходящего от ночного фонаря, который был подвешен над входом в один из амбаров внутри Белопущенского кремля.
Скинув с головы капюшон и выудив из за пазухи увесистую связку ключей, незнакомец безошибочно выбрал нужный и со скрежетом открыл слегка проржавевший замок. Занятый этим делом, он не заметил, как из за угла амбара выглянул один из стражников князя Григория.
Неизвестный вошел в амбар, но дверей за собой закрывать не стал снаружи продолжал светить уличный фонарь, хотя незнакомец, кажется, и без того знал, что ему нужно и где это лежит. Пройдя мимо наваленной прямо на пол старой рухляди — каких то дырявых ковров, пыльных тряпок и ржавых доспехов — он поднял с пола несколько темных предметов, отдаленно напоминающих головные уборы, только очень уж ветхие.
— То, что надо, — удовлетворенно пробормотал злоумышленник, но тут на пороге возник охранник:
— Стоять на месте! Кто такой?!
Вместо ответа неизвестный схватил первый попавшийся под руку меч и неожиданно легко запустил им в охранника. И хотя снаряд пролетел мимо, страж упал на пол, а злоумышленник, не забыв прихватить то, за чем залез в амбар, выскочил наружу.
Убедившись, что он цел и невредим, стражник вскочил с пола и бросился к выходу, но тут вновь заскрежетал ключ в замке, и он остался запертым один в темном сыром амбаре.
x x x
Василий Николаевич лежал на мягком песочке городского пляжа. Невдалеке ласково плескались волны Кислоярки.
— И не скучно вам тут, Васенька, загорать безо всякого дела? услышал он знакомый голос. Детектив нехотя приоткрыл один глаз — и прямо над собой увидел такое знакомое, такое милое лицо Нади Чаликовой. Она была просто восхитительна в синем купальнике, который ей очень шел. Впрочем, Наде шло все, что бы она ни надела.
— C вами, Наденька, мне никогда не скучно, — томно ответил Василий.
— A скучать нам, кажется, не придется, — обворожительно улыбнулась Надя. — Смотрите, кто к нам в гости!
— Неужели Серапионыч? — Дубов нехотя повернул голову и увидал, что к ним, осторожно переступая через многочисленных загорающих, торопится собственной персоной инспектор милиции Лиственицын.
— Ну что, дорогой коллега, опять наша доблестная милиция нуждается в помощи частного детектива? — поприветствовал Дубов инспектора, когда тот устало опустился рядом на песочек.
— Василий Николаевич, вставайте! — судорожно схватив детектива за плечо, выкрикнул Лиственицын.
— A что такое? — живо заинтересовалась Надя. — Произошло что то экстраординарное?
— Еще не произошло, — быстро проговорил инспектор, нервно оглянувшись по сторонам, — но может в любой момент. Готовится покушение!
— На кого? — Остатки сладкой истомы слетели с Василия, и в неверном свете ущербной луны, проникавшем в комнату сквозь небольшое окошко, он разглядел домового Кузьку, который отчаянно тряс его за плечо.
— Что такое? Случилось нечто экстраординарное? — спросонья пробормотал Василий.
— Чего чего? — не понял Кузька. — Вставай скорее, иначе нам конец!
— C чего ты взял? — Василий нехотя поднялся с кровати.
— Я этих лиходеев за версту чую. Еще когда у деда с бабкой жил, всегда упреждал, ежели какой тать к ним на двор залезет. A тут самый истинный убивец!
— Из корчмы уйти успеем? — деловито спросил Дубов. Он уже окончательно пробудился и был готов к любым поворотам судьбы.
— Едва ли, — скорбно покачал головой Кузька. — Эх ма, семь веков на белом свете прожил, и так бестолково погибать!..
— Погоди паниковать, — перебил Дубов. — Из любого положения можно найти выход. — Детектив подошел к огромному сундуку, мрачневшему в углу горницы, откинул крышку и принялся выкидывать его содержимое — какие то старые затхлые одеяла, перины и подушки. Все это он навалил на кровать, а сверху накрыл одеялом. Сообразительный Кузька тут же бросился ему помогать, и уже через минуту нельзя было отличить, спит ли на лежанке живой человек или это всего лишь грубо сработанная имитация, особенно при почти полном отсутствии освещения.
— A теперь прячемся! — распорядился детектив, и они с домовым залезли в опустевший сундук. И очень вовремя — через мгновение скрипнула дверь, и в комнате послышались шаги. Затем раздался неприятный звук («Это они меня кинжалом» — шепотом пояснил Дубов), потом опять шаги, скрип двери, и вновь воцарилась тишина. Выждав на всякий случай несколько минут, Василий и Кузька вылезли наружу. И тут же расчихались — по горнице летал перинный пух.
— Да, проткнули чуть не насквозь, — пробормотал детектив, с трудом разглядев дыру в своем «двойнике». — Придется нам доночевать на сундуке я должен осмотреть место происшествия, а свечу теперь зажигать нельзя. Если они наблюдают за корчмой и заметят свет в окне, то тогда нам действительно крышка.
x x x
ДEНЬ ВТOPOЙ
За завтраком король и его сотрапезники изо всех сил старались делать вид, что все в порядке, а если и не все, то они отнюдь не собираются идти на поводу неблагоприятных обстоятельств.
— Похоже, что дождь не возобновится, — деланно бодро заметил король, — и уже завтра послезавтра вода сойдет. — Александр внимательно осмотрел сидевших за столом. — Кажется, не все в сборе? По моему, кого то не хватает.
Гости принялись оглядывать своих соседей, и вскоре выяснилось, что за столом нет Диогена.
— В бочке утонул, — предположила донна Клара. Король поглядел на нее укоризненно:
— Я полагаю, сударыня, что ваши шутки неуместны. Надо бы сходить его позвать.
— Ваше Величество, разрешите мне, — вызвалась Чаликова, которая по прежнему прислуживала королю в облике пажа Перси. — Я знаю, где он ночует.
— Ну, сходи, — дозволил король, и Надя поспешно выбежала из трапезной.
— Любопытно бы узнать, откуда сему отроку ведомо местопребывание нашего друга Диогена? — отправляя в рот кусок сыра, задался вопросом синьор Данте.
— Что за дурная привычка обсуждать отсутствующих, — с досадой заметила госпожа Сафо.
— Однако, сколь я заметил, херр Диоген никогда к фрыштику не опаздывал, — аккуратно заправляя салфетку за белоснежный воротничок, произнес Иоганн Вольфгангович.
— Да, вы правы, — задумчиво вздохнул Александр. — A что касаемо до ваших намеков, синьор Данте, то вынужден вас огорчить — я сам лично посоветовал Перси побеседовать с Диогеном о философических предметах, дабы набраться жизненной мудрости.
Но тут в трапезную, едва не сбив с ног старого слугу Теофила, влетел Перси. Вид у него был совсем очумевший.
— Ну, друг мой, где же Диоген? — поинтересовался Александр, теребя в руках коробочку с леденцами.
— Уж не в бочке ли утонул? — хихикнула Сафо, не без доли ехидства глянув на донну Клару.
Перси обвел всех обезумевшим взором и одним духом выпалил:
— Диоген съеден!
x x x
Василий Дубов внимательно осматривал свою постель, а Кузька, забравшись с ногами на сундук, тоскливым взором наблюдал за священнодействиями Великого Детектива.
— Так так так, работал профессионал, — бормотал Василий Николаевич, исследуя «рану». — Настоящий мастер плаща и кинжала.
— A хорошая была перина, — хозяйственно вздохнул Кузька. — Мягкая, добротная.
— Старый отсыревший хлам, — возразил Дубов. — Ну да перину то и зашить можно, а вот если бы меня… — Василий глубже засунул руку в дырку, и его пальцы наткнулись на небольшой твердый предмет. Детектив сжал его в кулаке и незаметно для Кузьки сунул за пазуху.
— A ведь они тоже не дураки, — заметил Кузька. — Узнают же, что на постоялом дворе никакого убивства не было, и сызнова придут. Пора, Василий, уходить отседа. Эх ма, что за жизнь, нигде покою нету…
— Меня самого это тревожит, — покачал головой Василий, — но уходить пока еще нельзя. Обстоятельства требуют моего присутствия именно здесь.
— Что, в корчме?
— В Новой Ютландии и в Белой Пуще. По меньшей мере два дня, а уж потом и уйдем, коли живы будем. A вот в корчме оставаться опасно, тут ты прав. Слушай, Кузька…
— Кузьма Иваныч, — обиженно поправил домовой.
— Извини, Кузьма Иваныч, как бы мне попасть в замок к Беовульфу, но чтобы не засвечиваться на дороге?
— Что бы ты без меня делал! — радостно проскрипел Кузька. — Ну да это не беда, попросим водяного, он тебя по болотам проведет.
— Какого еще водяного? — несколько удивился Дубов.
— Ну, помнишь того мужичка, что давеча весь вечер воду хлобыстал. Это он и есть.
— Ах, вот оно что! — рассмеялся Василий. Теперь ему стало ясно странное поведение корчемного завсегдателя. И посерьезнел: — Слушай, Кузьма Иваныч, а дело то нешуточное. Я на сегодня выключен из большой игры, так что теперь от тебя, именно от тебя зависит дальнейшая судьба Белой Пущи. И не только ее.
— Что что? — не разобрал Кузька. — Чегой то ты, Василий Николаич, больно мудрено изъясняешься.
— В общем, от тебя теперь зависит, сможешь ли ты вернуться к бабке на печку, или по прежнему будешь скитаться без дома, — перевел Дубов свою мысль на язык понятий, более привычных для домового.
— A, ну так бы сразу и говорил, — протянул Кузька. — И что же я должон делать?
Дубов на минутку задумался:
— Тут неподалеку в избушке живет одна дама с прислугой…
— A, знаю! — перебил Кузька. — Это, видать, та, что с двумя мужиками в любовь крутит. Ой, лихая баба…
— Откуда ты знаешь?
— Да я тут вчерась с двумя кикиморами болотными встренулся, они то мне про ту бабенку много чего понаплели.
— Ну вот и прекрасно. Проследи за ней и за ее слугой и вообще постарайся собрать побольше информации.
— Инфо… чего?
— Ну, что они делают, с кем встречаются, о чем говорят. A вечером, как стемнеет, встретимся здесь. Но если случится что то непредвиденное, то непременно дай мне знать.
— Понятно, — кивнул Кузька.
x x x
Князь Григорий мрачнее черной тучи слушал утренний доклад барона Альберта:
— … И тогда он выбежал из амбара и запер дверь. И только утром мы услышали стук и вопли изнутри, а когда открыли, то там оказался наш стражник.
— Прекрасно, — процедил князь Григорий. — По моей вотчине ходит незнамо кто, отпирает амбары своими ключами, а наша милая стража и не чешется. Эдак скоро и меня украдут, и никто не заметит. Сегодня же поменять все замки!
— Будет исполнено, Ваша Светлость, — угодливо закивал Альберт. Только позвольте вам заметить, что смена замков на дверях всегда почиталась дурным знаком. Вот, помню…
Но князь, не слушая глупых возражений, продолжал:
— И провести наистрожайшее разыскание. Этот горе стражник хоть запомнил, как вор выглядел?
— Он говорит, что в потемках не разглядел. Но по очертаниям изрядно напоминает Вашу Светлость.
— Очень определенная примета, — хмыкнул князь. — Что за амбар и что пропало?
— Двадцать первый, — немного замявшись, ответил барон Альберт. — A что пропало, не могу знать, потому как учет никогда там не проводился.
— A вот это уж совсем худо, — еще больше помрачнел князь Григорий. В нашем деле без учета никак нельзя. Стало быть, так. Повесить на двадцать первый амбар два, нет, три замка и глаз с него не спускать.
— Я возьму этот вопрос под свой личный надзор, — пообещал Альберт.
— Вот вот, возьми. И если что, головой ответишь. — Князь ненадолго задумался. — Постой, но я что то не припомню у нас никого с очертаниями, как у меня. Значит, чужой?
— К нам со стороны никто не проникнет! — бурно запротестовал барон. — Ведь в нашем кремле и стены, и крепостной ров, и стража знаете какая!..
— Знаю, — отрезал князь. — Нынче ночью она проявила себя у всей красе… Погоди, а если это был Грендель, оборотень проклятый?
— Исключено. Наши люди за ним плотно приглядывают, и тут же сообщили бы, если бы он исчез из их поля видимости. — Альберт деликатно прокашлялся. — Ваша Светлость, а не связано ли это, гм, ночное происшествие с появлением здесь князя Длиннорукого?
— Вздор! — бросил князь Григорий. — Длиннорукий удвое меня ниже и удвое толще. Да и слишком он глуп для таких дел. Но приглядеть не мешает он, хоть и дурак, но до чужого добра ох как охоч. Если, конечно, называть добром тот хлам, что валяется в двадцать первом амбаре.
— Для кого хлам, — вздохнул барон, — а для кого и нет.
— Для Длиннорукого — точно хлам! — самоуверенно перебил князь. Ну, все у тебя?
— Все. Только вот князь Длиннорукий опять к вам просится. Прикажете впустить?
— Впусти. A сам ступай. И чтоб до вечера запоры сменили!
Угодливо кланяясь, Альберт вышел вон, а на его место заступил князь Длиннорукий.
— Ну, с чем пришел? — хмуро осведомился князь Григорий.
— Чертовски хочется работать, — простодушно заявил беглый градоначальник.
— Похвально, — процедил князь Григорий, — а то у меня тут лодырь на лодыре и лодырем погоняет.
— A я не из таковских, — подхватил Длиннорукий, — я работу люблю. Вот в Царь Городе с утра до вечера делом занят был!
— По столу плясал? — ехидно подпустил князь.
— Да что ты меня всякий раз этим столом попрекаешь! — слегка обиделся Длиннорукий. — A я много чего полезного сделал, вот хоть бы дерьмопровод построил…
— Ну, положим, не ты, — хмыкнул Григорий. — Потерпи немного, вот займем Царь Город, будешь снова при дерьме. То бишь при деле.
— Токмо о том одном и мечтаю! — с жаром души подхватил Длиннорукий. — A вот у тебя, князь Григорий, на конюшне непорядок. Главный конюшенный осел, в лошадях ни беса не смыслит. Конюхи — то же самое…
— Узнаю, — скривил тонкие губы князь Григорий.
— Чего узнаешь? — слегка опешил Длиннорукий.
— Узнаю своего старого друга князя Длиннорукого. Все у тебя дураки да ослы, один ты умный.
— A что делать, коли так оно и есть, — продолжал царь городский беглец. — A этот твой душегуб Петрович, так и вовсе олух. Просто умоповрежденный какой то. Говорит, будто за ним ночью охотится какой то, прости господи, людоед, а днем какая то ненасытная баба домогается его плоти. И токмо теперь он спокойно вздохнуть может, поскольку они оба уже неделю как из твоего кремля отъехали.
— Очень мило, — скорбно покачал головой князь Григорий. — Не пойму только, к чему ты эти речи ведешь?
— Назначь меня на конюшню, — попросил Длиннорукий. — Я тебе порядок наведу, у меня же свой конезавод был, я в лошадях собаку съел!
— C чего это тебя, друг мой, на конюшню тянет? — с подозрением глянул на гостя князь Григорий. — Да нет, у меня для тебя другое дельце будет, куда более ответственное. Вот, пожалуй, послезавтра и отправишься.
— A, в Мухоморье? — припомнил Длиннорукий.
— Туда, — кивнул князь Григорий. — И в помощь тебе придам Петровича. В таком деле толковый душегуб лишним не будет.
— Как скажешь, князь, — чуть разочарованно вздохнул Длиннорукий. Только лучше бы на конюшню…
— A тебе на конюшню путь не заказан, — великодушно разрешил князь. Заодно и к Петровичу получше приглядишься. Ну ладно, все у тебя? Мне делами пора заняться.
— Все, князь батюшка, — низко поклонился Длиннорукий. — Извини, что глупостями докучаю.
— Придумаешь чего умного — заходи, — небрежно кивнул князь Григорий вослед Длиннорукому. — Да, не к добру все это, не к добру, — озабоченно пробормотал он, оставшись один. — Может, прав Альберт, надо и за Длинноруким приглядеть…
x x x
Сразу после завтрака Александр заперся у себя в покоях, чтобы обсудить с Чаликовой создавшуюся обстановку и план дальнейших действий.
— A может быть, это все таки вы, уважаемая госпожа Чаликова? осторожно предположил король, привычно отправляя в рот леденец. — Если следовать тому, что вы именуете логикой, то главный подозреваемый — вы!
— Почему это? — возмутилась Надя.
— Во первых, вы появились у меня в замке под чужим именем и даже, так сказать, полом. Во вторых, людоедство началось сразу же после вашего появления. И в третьих, вы последняя, кто видел Диогена… живым.
— Ваше Величество изволит шутить? — дрогнувшим голосом спросила Чаликова.
— Ваш друг боярин Василий в беседе со мною выразился весьма занятно: «В каждой шутке есть доля шутки». Боюсь, что это как раз тот случай, невесело улыбнулся король и погладил Уильяма, вспрыгнувшего ему на колени. — Но против вас слишком уж много подозрений, чтобы можно было им доверять.
— Благодарю вас, Ваше Величество, — церемонно поклонилась Надя.
— A обстоятельства таковы, — неожиданно деловито заговорил Александр. — Две ночи — и двое съеденных. И никакой уверенности, что это не продолжится.
— Надо принять меры предосторожности, — заявила Чаликова.
— Надо, конечно, — согласился король, — но людоед, как я понимаю, ни перед чем не остановится, если захочет добиться своего. Даже не знаю, кого теперь подозревать!
— Вообще то для пользы следствия было бы неплохо, если бы снова полил дождь и замок отрезало от мира еще хотя бы на месяц. И тогда при продолжении имеющейся тенденции мы узнали бы, кто тут людоед, методом исключения, глубокомысленно изрекла Чаликова. — Точнее говоря, методом съедения.
— Боюсь, Наденька, что как раз мы с вами этого и не узнали бы, возразил Александр.
— Поняла! — вскрикнула Надя. Его Величество от неожиданности даже подпрыгнул в кресле, отчего Уильям свалился на пол и, обиженно мурлыкнув, устроился под соседним креслом.
— Что вы поняли? — чуть удивился король.
— Я поняла, в чем тут дело! Вчера не то за завтраком, не то за обедом Диоген процитировал отрывок из стихов Касьяна Беляники, ну там что то насчет донышка стакана, и вот я подумала, что, может быть, в этом есть какая то закономерность. И следующим будет съеден тот, кто публично прочтет что то из стихов Касьяна.
— Ну, это как то не очень убедительно, — засомневался Александр, однако за неимением ничего другого можно попробовать. Я бы сам с удовольствием зачитал что нибудь из его стихов. Хоть бы, например, за обедом.
— Как, Ваше Величество! — запротестовала Надя. — Неужели вы собираетесь подвергнуть свою драгоценную жизнь смертельной опасности?
— Нет, ну мы ведь будем ожидать людоеда во всеоружии, — возразил король. — Надеюсь, вы разделите мое общество?
— Что за вопрос! — возмутилась Чаликова.
Александр поднялся и задумчиво подошел к окну.
— Я понимаю, — заговорил король, глядя куда то вдаль, — приезжим трудно представить, за что можно любить эти болота…
Чаликова удивилась столь неожиданной перемене темы, однако молча слушала, не задавая вопросов, да и, казалось, Александр говорил, не обращаясь ни к кому.
— Просто я здесь родился и вырос. В юности я убегал из дворца и бродил по окрестностям целыми днями, а иногда и ночевал на сеновалах. Мне не хотелось стеснять своим присутствием крестьян, и я старался тайком пробраться на сеновал и уйти оттуда до рассвета. А крестьяне относились ко мне с большой любовью. При случае угощали парным молоком с ржаным хлебом. И с гордостью говорили: это наш маленький король. Нет, они не завидовали мне. Более того — они, кажется, жалели меня. И вот теперь, став королем, я понимаю почему.
И, внезапно обернувшись, он спросил:
— А вы как думаете, Надежда, зачем нужен король?
Но, не дожидаясь ответа, снова отвернулся к окну и устремил взор куда то в даль этих осенних лесов и озер.
— Отец мой поощрял такие прогулки, но заставлял брать с собой лук и меч. А я их прятал в развилке вон того дуба, — указал рукой Александр. Несколько лет назад в него попала молния, но он только обгорел местами, а так все тот же. Да. Эх, молодость, молодость. Я тогда бродил по болотам в надежде найти спящую красавицу в хрустальном гробу, поцеловать ее и пробудить от векового сна. — Александр усмехнулся. — Я был очень возвышенным юношей, начитавшимся всяческих умных книжек. И все же… И все же тогда я был добрей и беззаботней. Потому что сейчас ощущаю себя душевно опустошенным. Пустые дела, пустые разговоры. И жизнь уходит, как песок в часах. — Александр тяжело вздохнул. — Хотя нет, конечно, не все так плохо. Есть и у меня своя маленькая звезда, которая светит мне во мраке. Это уже очень, очень много… Да. Однажды я заблудился на болотах, так меня вывел оттуда водяной. Да да, самый настоящий водяной. Правда, это мне уже потом моя нянька мне объяснила. Это был такой полный человек, я бы сказал, ну вроде как тюлень. Ему трудно было идти по земле, и он как бы переваливался с ноги на ногу и весь колыхался при этом. И говорил неустанно. Он рассказывал мне про наших озерных рыб. Про хитрых, самоуверенных окуней. Про сонных и жирных линей. Про пронырливых пескарей. Про глупых, но стремительных щук. Заслушавшись его, я даже не заметил, как мы подошли к замку. И тут он быстро попрощался и… и как в воду канул. То есть действительно исчез в болотном озерце. Без всплеска и брызг. Как выдра — он вошел в воду, а не упал как булыжник. — Александр снова вздохнул. — Да, вот такие вот бывали у меня похождения. Хотя Спящую Красавицу я так и не нашел. Зато мне кажется сейчас, что в своих странствиях по болотам я обрел нечто большее. Но это трудно выразить словами. Надеюсь, вы меня понимаете, Надежда.
— О да, Ваше Величество, — с неподдельным почтением отозвалась Надя. — Я вас понимаю.
x x x
Водяной неспеша вел Василия по едва заметной тропинке среди болот и при этом беспрерывно говорил — видимо, такая возможность выдавалась ему нечасто:
— Да да, Василий Николаевич, если кто спросит, то так и отвечу — мол, видел вас мертвым и с ножом в груди. Ах ах ах, такого человека убили!
— Погодите погодите, — перебил Дубов, — вот этого как раз не надо. Вы меня никогда прежде не видели, кто я такой — не знаете.
— Ну конечно же не знаю! — радостно подхватил водяной. — Откуда ж мне вас знать. Высокий такой, кудрявый? Нет, никогда не видел. — Дубов лишь горестно вздохнул, а водяной продолжал: — Да только, видать, не простой вы человек, ежели вас в первую же ночь ножичком пырнули!
— И впрямь бы пырнули, кабы Кузька не упредил, — чуть поежился Василий. Кажется, только сейчас до детектива начало по настоящему доходить, что с ним могло произойти ночью.
— И откуда только у них, у домовых, такое чутье? — подивился водяной. — Хотя Кузьма то теперь не у дел. Да ведь раньше то он, кажись, проживал в Белой Пуще, не так ли?
— Так, — нехотя ответил Василий.
— А, ну тогда понятно, почему они вас… — заговорщически понизил голос водяной. — Да нет, вы не подумайте, я завсегда с вами. Если что, готов помочь. Сам то я тутошный, а вот дружок мой леший — он тоже оттуда. A когда князь Григорий леса повырубил и своим вурдалакам волю дал, то всем честным лешим, домовым, русалкам да кикиморам пришлось уходить кому куда. Этому хоть повезло — корчму открыл…
— Как, неужели наш корчмарь — леший? — изумился Дубов.
— Леший, Василий Николаич, как есть леший! — затараторил водяной. Жаль мне его, зябнет на болотах, мокнет, по родным лесам тоскует.
— Ничего, скажите ему, что мы посадим новый лес, еще лучше прежнего, — оптимистично перефразировал Василий знаменитые слова из «Вишневого сада».
— Как же, так вам и позволит князь Григорий, — хмыкнул водяной.
— А вот когда его не будет…
— Эк загнули! Да он же бессмертный.
— Да ничего он не бессмертный, — с досадой проговорил Дубов. — Или, вернее сказать, это зависит от нас с вами.
— Вы мне ничего не говорили, я не слышал! — Водяной сделал вид, что собирается заткнуть уши. — Меня попросили, я вас провел, и всего делов.
Василий огляделся — оказалось, что они идут уже не по обычной тропинке, а по узкой полоске земли, возвышающейся среди двух канавок. За ними тянулись такие же полоски, поросшие вереском, багульником и брусникой, над которыми изредка возвышались рябиновые и бузинные деревца.
— Ну вот, идите прямо по этой грядке, а потом, когда болото кончится, прямо по тропинке через перелесок, и выйдете как раз на задворки замка, пояснил водяной. — А теперь позвольте вас покинуть. Если что, всегда к услугам. — С этими словами водяной, как накануне вечером, сиганул прямо в поросшую ряской канавку и исчез из вида. А Василий один двинулся в указанном направлении — там в лениво рассеивающемся тумане уже проступали башни Беовульфова замка.
x x x
Князь Григорий сидел за столом в своем рабочем кабинете и слушал внеочередной доклад барона Альберта:
— Ваша Светлость, тут вот пришли сведения относительно боярина Василия. Нам удалось взять его под наблюдение. — Альберт заглянул в свои бумаги. — Вчера он посетил сначала Беовульфа, а потом Гренделя…
— Так я и думал, — помрачнел князь. — Ну и что же дальше?
— Дальше, Ваша Светлость, наши люди действовали в соответствии с вашими указаниями. Согласно донесению, ночью боярин Василий был обезврежен по месту временного проживания — в корчме.
— Надеюсь, все было сделано чисто? — заметно повеселел князь.
— Знатоки работали, — позволил себе ухмыльнуться барон Альберт.
— А как насчет Длиннорукого? — продолжал расспросы князь Григорий. Вы тут, помнится, собирались за ним приглядеть.
— Да да, мы приглядывали, — несколько смутился Альберт. — Утром, уйдя от вас, он побывал на конюшне, где беседовал с душегубом Петровичем, а затем исчез из видимости.
— То есть как исчез? — удивился князь Григорий.
— А вот так вот и исчез. У себя его нет, но и кремль он не покидал.
— Ну ладно, и черт с ним, — махнул рукой князь. — Но когда объявится, то пускай его пригласят ко мне.
— Будет исполнено, — подобострастно кивнул барон.
Тут в кабинет заглянул охранник:
— Ваша Светлость, к вам князь Длиннорукий.
— А, легок на помине, — провел пальцем по усам князь Григорий. — Ну, пусть заходит.
В комнату бочком вошел Длиннорукий:
— Здравствуй, князь батюшка, как я тебя давно не видел!
— Да вроде бы утром виделись, — проворчал Григорий. — Ну, заходи, раз пришел.
— Вот, бежал из темницы, — продолжал Длиннорукий, — из темных уз Дормидонтовой темницы. На тебя, князь, уповаю!
— Да знаю я, что ты бежал, — несколько удивленно ответил князь Григорий. — Чего это с тобой нынче? Лишку выпил, что ли?
— Три дни не пил, три ночи не ел, до тебя добираючись, — зачастил Длиннорукий, — а ты меня, князь Григорий, столь неласково встречаешь. Приказал бы баньку истопить, самоварчик поставить…
— Ладно, князь Длиннорукий, я вижу, ты нынче малость не в себе, поморщился князь Григорий. — Ступай проспись, а завтра о делах и поговорим. Альберт, проводи его. — Князь махнул рукой и углубился в свои бумаги.
Однако двери вновь приотворились, и вновь заглянул тот же охранник, хотя физиономия у него была несколько обескураженная:
— Ваша Светлость, к вам снова князь Длиннорукий.
— Пусть входит, — не отрываясь от бумаг, ответил князь Григорий.
Дверь открылась шире, и в кабинет вошел собственной персоной бывший царь городский градоначальник князь Длиннорукий. Барон Альберт от неожиданности вскрикнул, а два Длинноруких застыли как вкопанные, с изумлением глядя друг на друга.
— Ну, что там такое? — нехотя оторвался Григорий от своих государственных дел.
— Вот… — пролепетал барон Альберт, дрожащим перстом указывая на двух Длинноруких.
Князь же Григорий, кажется, вовсе не удивился такому повороту.
— Ну что ж, прекрасно, — проворчал князь, скривив губы в брезгливой усмешке. — Верно говорят, что хорошего человека должно быть много. Но два князя Длинноруких для одной Белой Пущи, пожалуй, уж совсем замного будет.
— Да что ты, князь батюшка, это ж я Длиннорукий! — с чувством ударил себя в грудь «первый» Длиннорукий. — А он самозванец, рази ж ты не видишь?
— От самозванца слышу, — не остался в долгу «второй».
— Прекратить базар! — поднялся во весь рост из за стола князь Григорий. — Кто из вас самозванец, а кто нет, мы еще разберемся. А пока отправьте их обоих у темницу.
— Слушаюсь! — отчеканил заметно повеселевший барон Альберт.
— Этого — у подвал, а того — у башню, — продолжал князь Григорий, — и глазу не спускать. C обоих.
— Как же так! — чуть не хором завозмущались оба Длиннорукие. — Из одной темницы да в другую!
Но дюжие охранники уже тащили их прочь из княжеского кабинета.
— Как ты думаешь, кто из них настоящий, а кто нет? — спросил князь, оставшись вдвоем с бароном Альбертом.
— Не знаю, но во всем согласен с Вашей Светлостью, — дипломатично уклонился тот от прямого ответа. И вдруг смекнул: — А ну как оба самозванцы?
— Здравая мысль, — хмыкнул князь. — Но если двух Длинноруких для одной Белой Пущи будет замного, то что уж говорить о двух самозванцах!
x x x
За обедом в королевской трапезной царила обстановка самая мрачная и отчаянная, хотя за окном ярко светило солнышко, и разноцветные витражные стеклышки в окнах еще больше разукрашивали и без того пестрые стены.
Все сотрапезники сидели, уткнувшись в тарелки и изредка бросая друг на друга подозрительные взоры. Один лишь король Александр находился в наилучшем расположении духа: он подтрунивал над неловким пажом, то и дело проливавшим ему вино на одежду, бросал изумрудным перстнем солнечные зайчики на стены и потолок и вообще всячески старался подбодрить своих друзей, пребывавших в состоянии глубокой хандры.
— Ну что вы так раскисли, господа? — говорил король. — Пейте вино, веселитесь, радуйтесь, пока живы!
— Ваше Величество! — сверкая своими большими темными глазами, вскочила донна Клара,
— Ну, в чем дело, сударыня? — повернулся к ней Александр.
— Ваше Величество, позвольте обратить ваше высочайшее внимание на синьора Данте.
— Ну и что же? — пожал плечами король, бросив взор на Данте.
— A с чего это он ничего не ест?
— Кусок в горло не лезет, — буркнул Данте.
— Вот именно, — обрадовалась донна Клара, — потому и не лезет, что вы уже ночью…
— Что ночью? — с вызовом глянул на нее синьор Данте.
— Пообедали, вот что! — выпалила донна Клара.
— Вздор вы говорите, сударыня, — отрезал Данте, однако демонстративно взял с блюда огурец и откусил половину.
— A овощи хорошо идут после мясного, — не унималась донна Клара, однако синьор Данте даже не стал на это ничего отвечать.
— Господа, прекратите препираться, — слегка повысил голос Александр, заметив, что донна Клара собирается продолжать свои обличения. — И вообще, для лучшего пищеварения ученые эскулапы советует за трапезой говорить о чем то приятном. Например, о высокой поэзии.
Как заметила Надя, это предложение не встретило у сидящих за столом особого энтузиазма, однако возражать королю никто не стал.
— Иоганн Вольфгангович, может быть вы нам все таки что нибудь прочтете? — обратился Александр к заморскому поэту. Иоганн Вольфгангович словно только этого и ждал. Выхватив с ловкостью факира из кармана какой то свиток, он принялся читать:
— Нихтс ист иннен! Нихтс ист ауссен!
Денн вас иннен — ист драуссен…
— Благодарю вас, — сказал король, терпеливо выслушав до конца, — но, простите, насколько мне известно, никто из нас не владеет языком вашей музы, да и я знаю его лишь как разговорный…
— Нихт проблемен! — широко улыбнулся Иоганн Вольфгангович и извлек еще один мятый листок. — Вот тут другой мой стихотворение в переводе. — И он, немного запинаясь, торжественно зачитал:
— Кто с плачем хлеба не вкушал,
Кто, плачем проводив светило,
Его слезами не встречал,
Тот вас не знал, небесные силы!..
«Нечто похожее я уже где то слышала», — подумала Надя, пока Иоганн Вольфгангович раскланивался в ответ на сдержанно вежливые аплодисменты сотрапезников, которых в этот момент высокая поэзия явно волновала меньше всего.
— По моему, превосходно, — высказал свое суждение Александр. — A теперь, господа, с вашего позволения, я тоже хотел бы прочесть несколько строчек.
— Неужели и Ваше Величество заразились неизлечимой болезнью сочинительства! — удивленно воскликнула мадам Сафо, всплеснув полными ручками.
— Увы, — покачал головой Александр, — сам лишенный дара сочинительства, я способен лишь на покровительство… Дело в том, что после Касьяна остались четыре или пять стихотворений, на которые людоед, видимо, не обратил внимания.
Король протянул руку, и Перси подал ему несколько неказистых листков. При этом паж тихо, чтобы остальные не услышали, прошептал:
— A ведь из этого следует, что людоед, скорее всего, не из поэтов…
Александр величественно кивнул и, бегло просмотрев рукописи, остановился на стихотворении, которое он, по видимому, счел наиболее подходящим к случаю:
— Я хотел открыть тебе душу,
Но ты ей предпочла мое тело…
Во все время чтения паж украдкой наблюдал за присутствующими — не выдаст ли кто то себя невольным взглядом или жестом.
-----
Страница 4
|